Я ищу детство - Страница 105

105

На следующий день Крысин и Лимон сделали первые взносы в остбанк и записали каждый на свой личный счёт: Крысин — три тысячи марок, Лимон — две с половиной тысячи.

И была ещё одна акция по «окончательному решению». Одновременно она проходила и по линии предупредительных мер против враждебных настроений в тылу.

На этот раз Гюнше выбрал большую деревню со смешанным национальным составом. Деревня подлежала полному уничтожению.

Лимон и Крысин, накачавшись с утра шнапсом, прибыли на место со своим отделением заранее. В большом, покинутом доме местного богатея (предупреждённый накануне из города бургомистром, он успел вывезти на хутор почти всё своё имущество) было решено ожидать приезда основных сил зондеркоманды.

По приказу Крысина солдаты отделения притащили из соседних дворов сало, солёные помидоры, капусту, самогон. Все сидели прямо на полу, пили самогон, рвали зубами и руками сало, бросали в рот горсти капусты, хрустели помидорами.

Потом Крысин и Лимон, с трудом стоя на ногах, пошли по деревне. Искали девок и молодых баб.

Деревня стояла словно вымершая. Народ прятался в погребах. Изредка лаяли собаки, которых Лимон, пьяно посмеиваясь, стрелял из автомата одиночными выстрелами.

Наконец нашли то, что искали. В большом, стоящем на отшибе овине сидели на рогожных кулях несколько никем не охраняемых грустных молодух. Все они оказались родными сёстрами. На белой холстине возле их ног лежал преставившийся накануне белобородый, плешивый старик — их отец.

Лимон связал руки и ноги всем молодухам тут же нашедшимися сыромятными ремнями (умерший старик оказался запасливым хозяином) и уложил всех на солому, лицом вниз. Потом выволок мертвеца из овина. Потом вернулся, развязал ремни на ногах лежавшей с краю сестры…

Крысин сидел на корточках неподалёку, в двух шагах, и, положив на колени автомат, молча наблюдал за Лимоном.

Потом и он развязал ремни на ногах у одной из сестёр… Молодухи тихо плакали рядом… Женщина извивалась, кричала, кусалась, плакала. Николай ударил её ребром ладони по шее, и она покорно затихла.

Потом они курили с Лимоном у дверей сарая и разглядывали сестёр, сбившихся кучей в углу овина. Женщины смотрели на двух молодых русских мужчин в немецкой форме широко открытыми от ужаса и смертельной тоски глазами.

Крысин и Лимон докурили свои сигареты, бросили окурки на солому (всё равно было гореть и этому сараю) и снова двинулись к сёстрам — теперь уже каждый к другой.

…Гюнше приехал только в два часа дня (по дороге была проведена попутная акция). Команда разрослась — теперь она с трудом размещалась уже на тридцати грузовиках, причём новые машины были разных марок, и поэтому в походном порядке зондергруппа выглядела весьма разношёрстно. Кроме того, прибавилось несколько колясочных мотоциклов и три легковых автомобиля — «хорьх», «мерседес-бенц» и «майбах», что вконец портило внешний вид некогда строгого и сурового своей однородностью «зондертабора».

Гюнше был сильно пьян, что случалось с ним совсем редко.

— Шнеллер! Шнеллер! — громко кричал он на солдат, спьяну перейдя с русского на немецкий. — Надо успевать всё закончить до вечера! Осталось совсем мало часов!

Лимон и Крысин сидели на подножке легкового «майбаха», положив рядом с собой на землю автоматы, и безразлично смотрели на суетящегося обер-лейтенанта. Был он весь в саже, потный, противный, непривычно оживлённый. Мундир, всегда чистый и выглаженный, был обсыпан пеплом и прожжён в нескольких местах (в попутно уничтоженной деревне начальник команды, видно, сам пускал огонь по избам).

— Почему вы сидеть просто так? — подскочил Гюнше к Крысину и Лимону. — Почему не желаете работать? Я буду вас расстреливать за безделье!

Он вытащил из кобуры парабеллум и начал махать им перед собой, но Николай, не двигаясь с места, молча смотрел на него. Он знал, что сам Гюнше стрелять не только не любит, но даже боится, и поэтому не обращал на угрозы своего начальника никакого внимания.

— Вы будете вставать? — срываясь на визг, закричал Гюнше. — Вы будете работать?

— А пошёл бы ты, — махнул на обер-лейтенанта рукой Крысин. — Мы своё уже отработали. Видишь притомились… Пускай теперь другие поработают.

Над деревней начинали подниматься первые серые дымки. Солдаты шли по домам, имея задание Гюнше — согнать народ на центральную площадь. Но уже первые жители, послушно вышедшие на улицу, были неожиданно убиты пьяными очередями около своих палисадников за какое-то мелкое непослушание. Остальные не показывались. И тогда в погреба полетели гранаты. От взрывов загорелось несколько изб.

Крысин и Лимон сели в «майбах» и выехали за околицу. Деревня уже была привычно взята грузовиками в кольцевое окружение. Установленные на машинах крупнокалиберные пулемёты были повёрнуты в сторону деревни.

Всё больше и больше загоралось домов. Серые дымки сливались в большой и высокий чёрный столб. Слышался треск мотоциклов, выстрелы, крики. Солдаты зондеркоманды постепенно выходили из подожжённой деревни к машинам.

На некоторое время выстрелы прекратились. Стало даже тихо. Слышно было только, как перегрызает пламя брёвна изб.

Появился Гюнше. Лицо его было чёрным от копоти.

— О, чёрт! — пьяно ругался обер-лейтенант. — Эти славяне ничего не делают организованно. Кто посмел не исполнить мой приказ?

— Что, обер-лейтенант, не по плану ребята людишек кончают? — усмехнулся вылезший из машины Крысин. — Ну, ты уж их извини, сорвалось. Больно упрямый народ здесь оказался. В своих хатах пожелали помереть. Ты их не ругай, они уже к ангелам летят. Это вот мы только всё ещё возле адских котлов шуруем. Но и до нас очередь дойдёт, не сомневайся…

105