Я ищу детство - Страница 63

Мне жутко хотелось спать сегодня утром. Но я всё-таки встал и пришёл. (Хорошо, что мама работала в ночную смену — я выскользнул из дома беспрепятственно.) И вот я сижу среди своих. Я равноправный участник представления, я такой же взрослый, как и все. И разве я могу отказаться от протянутой мне Гитаной банки с пивом? Я беру банку и залпом осушаю её. Это мой «пропуск» во взрослую жизнь. Я артист цирка. И хотя мне только ещё двенадцать лет, я уже зарабатываю деньги. И поэтому я имею право пить пиво.

Первое коллективное мероприятие проведено. Неприятные воспоминания о вчерашнем дне сняты и с души и с языка. После завтрака Гитана начинает распределять состав ансамбля на дневные концерты. Злата и Злат, мексиканцы, идут в Дом офицеров на выступление перед допризывниками. Кстати сказать, они от пива отказались, и их долю по решению Гитаны выпил дядя Бухути, и это справедливо — ведь это он ходил за пивом.

Снежана и Гражина отправляются петь в госпиталь. Сегодня им это подходит.

— Раненые раненых всегда хорошо принимают, — под общий смех говорит Гитана.

Дядя Бухути поедет бороться с медведем в ремесленное училище — подростки везде с восторгом встречают мишку.

А сама Гитана и Бара сегодня примут участие в концерте в городском театре после какого-то важного областного совещания. Меня они берут с собой. Я буду стоять на сцене среди цыганок с гитарой в руках, в сапогах, красной рубашке, чёрном парике и неслышно перебирать струны. Основные гитарные партии будут вести сами Гитана и Бара и ещё две цыганки, а я просто буду присутствовать, изображая из себя «члена семьи» — цыгане любят создавать на сцене семейную обстановку. Это даёт зрителям дополнительные интимные ощущения.

…Мы первые возвращаемся в цирк после дневного концерта. Городской театр совсем рядом — тут же на улице Ленина. Гитана и Бара идут отдыхать, а я заглядываю на манеж. Ого, братья Довейко ещё здесь, они всё ещё репетируют.

— Эй, цыганёнок! — смеётся Владимир Довейко. — Иди-ка сюда!

Я робко подхожу к арене.

— Сальто хочешь сделать? — спрашивает старший брат.

— Хочу! — прижимаю я руки к груди. — Но я не умею.

— Научим, — говорят братья Довейко.

Они надевают на меня «лонжу» — ремень, к бокам которого прикреплены две верёвки для страховки. Два брата берутся за верёвки и становятся у меня по бокам.

— А ну-ка крутани заднее сальто, — просит Владимир Довейко.

— Но я же не умею, — делаю я большие глаза.

— Прыгай вверх и чуть назад, взмах прямыми руками, колени прижимай к груди, а руками хватайся за ноги — ниже колен. И самого перевернёт. Понял?

— Понял, — упавшим голосом говорю я.

— Готов?

— Готов…

— Внимание… Алле, ап!!!

Я ничего не понимаю. Всё перевернулось передо мной вверх ногами, в глазах потемнело, сильная ладонь крутанула меня за поясницу, и, перевернувшись и чуть провиснув на верёвках, я снова стою на ногах.

Первое в моей жизни сальто-мортале!

— Ещё раз. Внимание… Алле, ап!

Я сильно подпрыгиваю, взмахиваю руками — колени на грудь…

— Темп! — кричит Довейко.

Это значит — резче руками за колени! Переворот через голову, и я стою на манеже.

— Хорошо, хорошо! — хвалит меня старший брат. — А ну ещё раз!

Я встаю в исходное положение.

— Алле, ап!!

И снова сильная ладонь толкает меня под поясницу, и я делаю подряд третье сальто.

— Репетэ! — смеётся Владимир Довейко. — Повторяем… Теперь смотри на меня внимательно. Руки не просто тяни вверх, а выхватывай из карманов. Вот так… Р-раз!!. Понял?

Вытаращив глаза и вытянув шею, я поспешно киваю головой.

— Ещё раз прыгнешь? — спрашивает Довейко. — Не устал?

— Нет, нет, что вы! — почти вскрикиваю я. — Я вообще не устаю!

Акробаты смеются.

— А парень-то с куражом, — замечает старший брат.

— Парень хороший, — соглашается Владимир Довейко, — прыгучесть есть. И гибкий.

Я не верю своим ушам… У меня есть прыгучесть, а? И ещё я гибкий… И кто это говорит? Сам Владимир Довейко, исполнитель рекордного двойного сальто с земли. Вот это да!

— Натаскать его можно быстро, — раздумывает вслух старший брат, — это сейчас вообще-то хорошо смотрится — ребёнок на арене. Война, многие с детьми в разлуке. Особенно у военных будет хорошо проходить.

— Ну, так и надо натаскивать! — вступает в разговор самый младший брат. — Украсит номер? Безусловно украсит. И даже утеплит. Трое взрослых и один маленький. Детей на манеже всегда хорошо принимают, я по себе знаю.

— Хочешь к нам в номер? — спрашивает Владимир Довейко.

— Х-хочу! — задохнувшись от счастья, залпом выпаливаю я.

— Но для этого надо будет поработать, — делает строгое лицо старший брат, — семь потов с тебя сгоним.

— Хоть двадцать! — восторженно кричу я.

Я уже «старый» циркач и понимаю, что это значит — попасть в такой номер, как «Братья Довейко»!

Акробаты снова берутся за «лонжу» и начинают таскать меня по всей арене.

— Алле, ап!

Я прыгаю, переворачиваюсь, становлюсь на ноги.

— Алле, ап!

Сильный подкрут за спину, и, не удержавшись, я падаю на арену.

— Ничего, вставай! Сто раз должен упасть, а на сто первый получится…

Владимир Довейко сидит на барьере и наблюдает за нами.

— Алле, ап! Ещё раз!

— Алле, ап!..

— Стоп! — вскакивает с барьера Владимир Довейко. — У меня гениальная идея! Его завтра же можно ввести в наш номер…

— Каким образом?

— Хорошо работать сальто с трамплина он всё равно не научится даже через месяц…