Я ищу детство - Страница 74

…Цирк молчит. Окончили петь Гитана и Бара, а цирк молчит. Гипноз песни, былинная власть предания сковала зрителей. Но это только на мгновение. Взрыв аплодисментов награждает двух старых цыганок, отдавших песне все силы, умерших в песне и оставшихся жить после неё. Хлопают так долго и так по-настоящему, что даже мне, мальчишке, сидящему на манеже среди цыган уже не первый вечер, становится не по себе.

Но уже взмахнул палочкой безногий дирижёр Яков Либерман, и звучит вступление к следующему номеру — танцу жениха и невесты. Злата и Злат встают со своих мест, гордо расходятся в разные стороны и занимают исходные позиции.

Оркестр, проиграв вступление, умолкает. Злату и Злате не нужно музыкальное сопровождение — они сами аккомпанируют себе на кастаньетах. И безногие музыканты сползаются к барьеру оркестра — смотреть сверху на мексиканскую чечётку, лучший танец программы. Злата и Злат считаются величайшими специалистами своего дела.

Жених и невеста замерли напротив друг друга. Они очень стройны и строги. (Я часто ловил себя на мысли, что если мне и хочется выбрать для себя какую-нибудь цыганскую «специальность», то это обязательно должна быть полная достоинства и сдержанности профессия чечёточника. Я очень хотел быть похожим на всегда подтянутого, вежливого и корректного мексиканского цыгана Злата Крымко.)

Первый удар кастаньетами делает Злата — она как бы обращает внимание жениха на себя. Злат тут же отвечает ей таким же щелчком — я заметил тебя.

Невеста ударяет кастаньетами два раза — смотри на меня внимательнее, я молодая, красивая, стройная… Жених вторит ей двойным ударом — смотрю, вижу, понимаю, любуюсь…

Злата посылает тройную дробь — ну, как? есть ли здесь кто-нибудь лучше меня? привлекательнее? грациознее?

И тут же получает от Злата тройной ответ, тройное подтверждение — нет, никого нет лучше! Ты самая красивая, самая молодая, но и я тоже не так уж плох, а? И всё это — не глядя друг на друга, стоя на месте, неподвижно и вроде бы бесстрастно, но напряжённо.

И вот они, вытянутые каждый как струна, делают первый шаг навстречу друг другу, второй, третий, сопровождая свои шаги и звуками кастаньет, и чёткой дробью ног. И от этого звукового обозначения каждого шага движения жениха и невесты приобретают какую-то особую законченность и значительность.

Тихая, еле слышная, но очень необходимая, гордая испанская мелодия, исполняемая на скрипке, возникает в полутёмном цирке и органически вплетается в колючее, жёсткое, «чёрное» кружево танца, которое вяжут на арене дробью ног и кастаньет Злата и Злат. Это безногий дирижёр Яков Либерман, не выдержав, взял свою скрипку и, не глядя на арену, ориентируясь только на звуки кастаньет, почти неслышно обволакивает их сухой перестук пряным ароматом мелодии «Болеро».

Жених и невеста сблизились, сошлись в центре манежа. Руки их вытянуты вниз, резко очерчены профили, прямы спины, тревожно-сдержанны ритмичные ноги. Ныряющими, скользящими движениями они то соединяются, не касаясь друг друга, то снова разъединяются. Они как бы обжигаются друг о друга, взрываются, отталкиваются спинами и руками. Они одновременно и наслаждаются, и мучаются взаимным тяготением. Им что-то мешает слиться воедино, они боятся потерять свою гордость и независимость, и в то же время страстно пытаются разрушить разъединяющее их препятствие, сломать высокий барьер предрассудков между собой. Они постоянно решают какую-то свою задачу, постоянно загадывают и разгадывают какую-то свою общую и непростую тайну, страдая и торжествуя от избытка и полноты своих глубоко спрятанных чувств.

Это танец закрытой страсти. Привычной, цыганской распахнутости здесь нет. Тут всё схвачено изнутри холодным порывом стремительной неподвижности и скованной неудержимости. Скучают лица и плечи, активно работают только жаркие ступни ног, только пылающие пальцы рук с кастаньетами.

Эта обманчивость внешнего и внутреннего, эта противоречивость формы и содержания и есть главная драматургия танца жениха и невесты.

И зрители заворожённо следят за бесхитростной и наивной, но темпераментной правдой танца, за естественной и доступной его живописной откровенностью.

И это и есть главный секрет Злата и Златы — не только показать свои танцевальные возможности, но и разыграть «отношения», дать скупой, но всё-таки театр, развернуть представление.

И я, сидя в своём чёрном парике на арене, вместе со всеми зрителями жадно смотрю на эту уже осмысленную, срежиссированную игру страстей (в отличие от просто буйной, открытой пляски Шуни и Зуни), на драматизированное противоборство жениха и невесты, на незатейливый и простецкий, но уже заставляющий думать о чём-то спектакль-состязание между двумя людьми.

И в детской моей голове, наверное, уже тогда начинают шевелиться мысли о сложности человеческих отношений, о неоднозначности чувств и страстей, о выразительном богатстве даже такого, вроде бы и непритязательного, вида искусства, как цирковой цыганский танец.

…Первая часть номера Златы и Злата окончена. Поклонами они благодарят друг друга, расходятся в стороны и снова занимают исходные позиции.

Инвалиды из команды Либермана уже сидят на своих местах с инструментами в руках. Сейчас будет исполнена вторая часть номера — настоящая мексиканская чечётка.

С первыми же тактами музыки Злата и Злат как бы отрываются от земли и повисают в воздухе. Ни на одну секунду каждый из них не касается деревянного настила обеими ногами сразу. Они находятся над настилом как бы на воздушной подушке — только безостановочная дробь ногами (особенно Злат) напоминает о том, что они всё-таки танцуют, а не парят в воздухе. Все движения безупречно синхронны и отточенны, почти неуловима для глаз ритмичность.