…Пожар возник в назначенное время — проводка загорелась яростно и весело. И тут же в операционный зал повалил от дымовых шашек густой чёрный дым. Люди, столпившиеся перед окном кассира (Семён и Порфирий, как могли, способствовали задержке начала платежей, и жаждущая денег толпа была очень сильно возбуждена этим обстоятельством), в испуге шарахнулись от кассы. Все конторщики в зале вскочили со своих мест. Искры посыпались на столы и бумаги, задымились шторы. Ценные бумаги вспыхнули как береста. В зале стало темно как ночью. Нечем было дышать. То там, то здесь возникали новые языки пламени.
— Караул! — раздался наконец чей-то истерический крик.
И началась паника. Люди, забыв обо всём, давя друг друга, кинулись к дверям.
— Алле! Алле! Пожарная станция? — надрывался в телефон старший конторщик Федотыч, оставленный во всём здании за самого главного начальника.
— Пожарная слушает! — басом ответил в свою переносную трубку Телефонист.
— Срочно высылайте пожарных! Горим!!
— Адрес какой?! — рявкнул для убедительности Телефонист. — Почему адрес никогда не называете?
Федотыч, задыхаясь в дыму, назвал адрес.
— Высылаю обоз! — чётко ответил Телефонист и громко крикнул, чуть отвернувшись от трубки: — Дежурное отделение — на выезд!
Федотыч только перекрестился на телефонный аппарат.
А в зале (несмотря на свалку, шум, крики и грохот) те, кому было надо, услышали, что обоз выехал. И тогда, засунутый в урну для бумаг, загорелся первый «хитрый» портфель. (В дыму этой хитрости никто не заметил, решили, что проводка вспыхнула в новом месте.) Дым в помещении стал ещё гуще. Обезумевшие люди ломились в двери, били в них ногами, руками, головами. Некоторые кинулись к окнам, зазвенели стёкла.
— Ребятушки! — метался среди растерянных конторщиков Федотыч. — Кассу спасайте!
Но паника делала своё чёрное дело. Конторщики, услышав звон стекла, тоже бросились к окнам.
Загорелся второй «хитрый» портфель. Неожиданно заклинило одну из дверей. (Крысинские ребята подпёрли дверь снаружи заранее припасённым брёвнышком.) Народ, взвыв, шарахнулся к единственным дверям, посыпался из окон. Светопреставление в операционном зале было полное.
Вспыхнул третий портфель… Всё утонуло в дыму. Никто ничего не понимал. Все столы и стулья были опрокинуты, барьер между служащими и посетителями, заходить за который не посвящённым в дела фирмы строжайше запрещалось, был сломан. С потолка, обжигая людей, падали какие-то горящие хлопья…
И тогда во двор особняка ворвался «пожарный обоз». (Он мчался к месту пожара, вероятно, с космической скоростью — после разговора Федотыча с Телефонистом прошло не больше пяти минут.) На двух подводах, облачённые в каски и брезентовые куртки, сидели главные исполнители замысла Фомы Крысина.
Расталкивая собравшуюся толпу любопытных и выбегавших из здания задыхающихся, кашляющих людей, «пожарные» в две минуты приставили к окнам лестницы и полезли через окна в операционный зал.
…Около кассы, уже почти не видя в дыму друг друга, находились только кассир, Федотыч, Семён и Порфирий. Задача двух последних по плану Фомы именно в том и состояла, чтобы видом своей «преданности» интересам фирмы до конца не возбудить ни у кого раньше времени никаких подозрений.
Наконец в окнах появились «пожарные».
— Ребята! — дико закричал им Федотыч. — Выносите кассу! Два ведра водки ставлю!
Часть «пожарников» для видимости начала крушить стены, остальные дружно ухватились за кассу. Повалив тяжёлый старинный сейф на бок, они потащили его к выходу. Семён и Порфирий помогали, Федотыч и кассир суетились рядом.
И вдруг на кассира «случайно» упал ворох горящей бумаги. Пиджак на кассире вспыхнул, и он, обезумевший от боли, метнулся куда-то в сторону, покатился по полу, гася на себе пламя.
— Семён! Порфиша! — кричал Федотыч, видя, что около кассы, кроме него, осталось только двое своих. — Не выдайте! Глядите в оба! Деньги там!
Федотыч хотя и был «усыплён» брезентовыми куртками и касками — кому доверять на пожаре, как не пожарным? — хотя и видел около кассы своих, но многолетняя служба около денег рождала в нём всё-таки подсознательное беспокойство по поводу этого странного совпадения — день платежей и пожар.
И тогда «случайно» загорелся пиджак и на Федотыче.
— Порфирий! Сеня! — жалобно закричал Федотыч, сбрасывая пиджак и сбивая пламя руками с рубашки и штанов. — Не выдайте!
Металлический сейф исчез в дыму. Федотыч, кашляя и теряя сознание, рухнул на пол.
Во двор особняка, пылающего уже со всех сторон, въехали две огромные конные пожарные бочки с водой. Но вода была только в одной из них. Вторая бочка была пустая, и на подводе, на которой она стояла, сидел за кучера сам Фома Крысин.
В дыму, в панике, в криках, в шуме, в грохоте, когда головы всех стоявших во дворе особняка были задраны вверх — все смотрели только на второй этаж, из окон которого выбивались языки пламени, — никто и не заметил, как был вытащен сейф из дверей первого этажа «пожарниками».
Загородив первой бочкой (с водой) вторую, пустую, «пожарники» мигом вынули фальшивое дно, затолкали кассу во вторую бочку, снова вставили дно.
— Эй, люди! — кричал Фома, выезжая со двора. — Где тут воды набрать?
На него не обращали внимания, на него никто не смотрел, он был никому не интересен.
Начали уходить постепенно с пожара и «пожарники», незаметно сбрасывая с себя в дыму каски и куртки. В обычной уже одежде они выходили во двор, смешивались с толпой, растворялись, терялись в ней и исчезали, как исчезли уже раньше Телефонист и Электрик, как исчезли в дыму и Семён с Порфирием, у которых заранее было уговорено с Фомой, что, в случае удачного исхода дела, они, получив свою долю, уходят из Москвы вместе со всей бандой.