Я ищу детство - Страница 133

133

До своего возвращения на Преображенку жена капитана Частухина Зинаида Константиновна, естественно, не могла ничего знать о переменах, произошедших в судьбе её младшей сестры Алёны. И поэтому известие о том, что Алёна вышла замуж за родного брата Николая Крысина, произвело на неё сильное впечатление. Зина даже не так эмоционально отнеслась к смерти самого Николая, как к появлению в их семье его брата.

— Ох, крысиное семя! Невытравимое! — заплакала Зина, когда узнала, кто стал мужем сестры. — Лучше бы их, «крысиков» этих, никогда и на белом свете не было!

Леонид Евдокимович факт замужества Алёны внешне оценил сдержанно, спокойно, но внутренне был взволнован не меньше жены. То обстоятельство, что муж Алёны был родным братом убитого им человека, беспокоило капитана Частухина, кстати сказать, меньше всего. Выстрел в Николая Крысина был его работой, службой, долгом, которому он присягнул, вступая в ряды рабоче-крестьянской милиции, и которому он должен был оставаться верным всю жизнь.

Алёна ходила уже на седьмом месяце, когда однажды в квартирку Частухиных — Леонид Евдокимович был дома один — вошёл Геннадий.

— Разрешите? — спросил Геннадий с порога.

— Входи, — вздохнув, пригласил хозяин.

— Мне нужно поговорить с вами, — сказал Геннадий, садясь за стол.

— Слушаю тебя, — нахмурившись, закурил Леонид Евдокимович.

— Алёне скоро рожать, — сказал Геннадий, — врачи говорят, что в это время отрицательные эмоции матери сильно действуют на будущего ребёнка.

— Не специалист, — грустно улыбнулся Частухин, — детей у меня нет.

— Мне хочется выяснить отношения между нами.

— Выясняй.

— Мне кажется, что вы подозреваете меня в недобрых чувствах к вам…

— А есть такие чувства?

— Нет, нету.

— А почему? — спросил Частухин. — Я же твоего брата убил.

— Я хочу, чтобы Крысины исчезли из памяти людей…

— Слышал я уже однажды такие слова…

— От кого?

— От брата твоего, от Николая. Ничего не получилось у него.

— У меня получится.

— Может быть. Пробуй.

— Вы верите мне?

— А чего ж не верить…

— Леонид Евдокимович, я могу рассчитывать на ваше хорошее отношение ко мне? Ведь мы всё-таки родственники, на родных сёстрах женаты…

— Да-а, — усмехнулся Частухин, — и эти слова я уже однажды слышал. Может быть, неправильно тогда на них ответил и человека от себя оттолкнул, не в ту сторону направил…

— Могу или не могу?

— Ты помнишь, что у меня младший брат был?

— Помню.

— А что его так же, как тебя, звали Геннадием?

— Помню.

— Так вот, Гена, слушай меня внимательно… Можешь рассчитывать на меня. Всегда, в любое время. У меня есть вина перед тобой.

— Леонид Евдокимович!

— Нет, нет, ничего не говори сейчас. У каждого человека есть вина перед кем-нибудь. У твоего брата, может быть, передо мной вина была, а у меня перед тобой…

— Леонид Евдокимович!..

— Ты молодой ещё, не всё понимаешь, но со временем, думаю, поймёшь.

Прошло положенное время, и Алёна Сигалаева родила сына, Гришу Сигалаева. Был он рыжеволос, ясноглаз, почти никогда не плакал, а только ел, спал и улыбался всем, кто приходил на него смотреть.

Костя Сигалаев всё свободное от работы время хлопотал около внука — помогал Алёне стирать пелёнки, бегал в консультацию с маленькими молочными бутылочками, то и дело таскал вверх и вниз по лестнице коляску, в которой сладко спал маленький Гриша.

Глядя на мужа, помолодела и Клава и всё никак не могла нарадоваться и наглядеться на Гришу Сигалаева.

— Кость, а Кость, — говорила иногда и весело, и печально Клава, — вот и дождались мы рыженького. Да ведь только не своего…

— Как это не своего? — кричал Костя. — А чей же он ещё? Гляди, нос какой — мой нос! А уши какие — твои уши!

— Ну, ладно, ладно, — недовольно ворчала Алёна, забирая сына от чересчур хлопотливых деда и бабки. — Поделили малого между собой, отцу с матерью ничего не оставили.

Алёна после родов необычайно расцвела. Была она теперь ещё красивее, чем раньше. Всё в доме Сигалаевых было подчинено ей, молодой матери. И Алёна купалась в лучах всеобщего внимания и участия. Своё новое состояние она переживала счастливо и естественно, будто всю жизнь готовилась к нему.

Был в нашем подъезде ещё один человек, который почти с болезненной страстью относился к сыну Алёны и Геннадия Сигалаевых. Человеком этим был капитан милиции Леонид Евдокимович Частухин.

Почти каждое воскресенье, с утра, он поднимался со своего первого этажа на третий и говорил Косте Сигалаеву:

— Пошли, что ли, с Григорием в сквер погуляем?

Алёна и Геннадий при участии Клавы обряжали маленького Гришу Сигалаева во множество голубых и розовых одежонок, и надувшийся от важности дед, Костя Сигалаев, и капитан милиции Леонид Евдокимович Частухин, держа с двух сторон за руки не по дням, а по часам подраставшего Гришу, торжественно отправлялись в сквер.

Они садились на лавочку где-нибудь на самом берегу Хапиловки и закуривали, а Гриша, держась за их руки, ноги, спинку скамейки и все другие, удобные для его роста предметы, неутомимо ходил и ходил вокруг них на своих подгибающихся ножках, учась великой науке общения человека с землёй.

— Эх, какая тут свалка двадцать лет назад, при нэпе, была! — вспоминал Костя. — Подумать страшно.

— А какая тут свалка во время барахолки была? — усмехнулся капитан Частухин. — Лучшие отбросы общества.

— Мы с Клавдией тогда вон там, в бараках жили…

133