Я ищу детство - Страница 83

Мама взяла меня в ежовые рукавицы. Она сама полностью прошла со мной всю программу пятого класса, и в конце мая сорок третьего года я с грехом пополам всё-таки перебрался в шестой класс. (А должен был начать учиться в шестом классе осенью сорок первого.)

В это самое время произошло одно знаменательное в моей жизни событие. В нашем классе было несколько ребят, которым исполнилось четырнадцать лет. Их принимали в комсомол. Я тоже подал заявление в комсомол, но меня подняли на смех — мне ещё не было даже тринадцати лет.

В школьном комитете комсомола упорно не хотели брать у меня заявление. Тогда я написал новое заявление (мама не зря заставляла меня по вечерам писать диктанты) и нахально отправился прямо в наш райком комсомола на Щербаковскую улицу.

На мою удачу, в кабинете первого секретаря как раз шло бюро райкома. Я нагло пересёк приёмную (никто меня не остановил, никому и в голову не могло прийти, что я, такой маленький, иду без вызова, что я «пру» на одном своём цирковом цыганском нахальстве) и влез на заседание бюро.

Когда я вошёл в кабинет первого секретаря, члены бюро обсуждали какой-то спорный вопрос. Я остановился на пороге, но на меня поначалу никто не обратил внимания. Я переминался с ноги на ногу в дверях. Наконец меня заметили.

— Ты откуда, мальчик? — спросил у меня кто-то из членов бюро.

Что значит «откуда»? Я от самого себя… Но так говорить было, конечно, нельзя — я это понимал и поэтому молчал.

— Ты к кому, мальчик?

Эх, была не была!

— Я хочу вступить в комсомол! — заорал я на весь кабинет. — А меня не принимают, потому что мне нет ещё тринадцати лет! А я всё равно хочу вступить в комсомол!

Члены бюро переглянулись.

— Ну-ка, подойди сюда, — позвали меня из-за стола.

Я подошёл.

— Устав комсомола знаешь? — спросила у меня очкастая девица с косой.

— Знаю, — ответил я.

— Так в Уставе же написано, что в комсомол принимаются юноши и девушки, достигшие четырнадцати лет, — улыбнулась девица, — а тебе ещё нет даже тринадцати.

— Ну и что? — нахально уставился я на очкастую.

— А то, что тебе по Уставу ещё нельзя вступать в комсомол.

— Это раньше было нельзя, — не сдавался я, — а сейчас можно.

— А почему сейчас можно? — поправила очки девица.

— А потому что сейчас война! — выпалил я.

Члены бюро заулыбались.

— Ишь, какой грамотный малый, — сказал кто-то.

— По существу он прав, — раздался другой голос. — Сейчас надо снизить вступительный ценз.

— А кто вообще пустил сюда этого шкета? Надо бы его просто вывести отсюда…

— Никуда я не пойду, пока не примете в комсомол! — снова заорал я на весь кабинет.

— Тихо, не кричи, здесь глухих нет, — сказал высокий парень в гимнастёрке, вставая из-за стола.

Он подошёл ко мне, несколько секунд внимательно смотрел на меня, а потом спросил:

— А вот скажи-ка мне откровенно — почему ты хочешь вступить в комсомол?

Ну что мне было ему ответить? Я и сам ещё толком не знал, почему я хочу вступить в комсомол. Может быть, потому, что я испытывал почти мучительное желание сделать какой-то резкий шаг вперёд.

Мне нужно было вступить в комсомол прежде всего для самого себя, чтобы почувствовать (так я сейчас понимаю своё тогдашнее состояние) какую-то новую ответственность, чтобы ощутить свою причастность к организации людей, совсем не намного старше меня, чтобы разделять их интересы, тревоги, заботы… У меня возникла потребность в компании сверстников, занятых сейчас самыми главными и самыми нужными фронту делами.

И такой компанией сверстников был, конечно, комсомол.

Но ничего этого я тогда, разумеется, не сказал высокому парню в военной гимнастёрке. Тогда все эти мысли, наверное, только ещё смутно начинали оформляться у меня в голове. (В своём теперешнем виде они окончательно «дооформились», по всей вероятности, только сейчас.)

Я, наверное, слишком долго молчал, и поэтому парень в гимнастёрке переспросил:

— Так почему ты хочешь вступить в комсомол?

И абсолютно неожиданно для самого себя я вдруг ответил:

— А потому что мы разбили фашистов под Сталинградом…

(Ни тогда, ни сейчас не могу понять, почему именно эти слова пришли мне на ум в ту минуту.)

Первый секретарь райкома комсомола (это он был в военной гимнастёрке) ещё раз внимательно посмотрел на меня, а потом вернулся за стол, но не за тот, большой, за которым сидели члены бюро, а за свой, маленький письменный стол.

— Через неделю у нас в райкоме начнёт действовать Первая летняя комсомольская школа юных истребителей танков, — сказал первый секретарь. — Хочешь быть зачисленным в эту школу?

— Хочу, — не раздумывая, ответил я.

— Сейчас я тебе выпишу путёвку, — сказал первый секретарь. — Послезавтра в десять утра тебе необходимо будет прибыть в Измайловский парк, в спортивный городок, и найти майора Белоконя. Вручишь ему путёвку и будешь зачислен в школу юных истребителей танков. Считай, что это первое твоё комсомольское поручение, хотя формально я не имею права давать тебе комсомольское поручение — ты ещё не комсомолец. Но я думаю, что члены бюро райкома разрешат мне это небольшое нарушение Устава.

— Разрешаем, разрешаем, — очень серьёзно сказали все члены бюро.

— Это будет твой испытательный срок, — добавил первый секретарь. — Выдержишь его, окончишь школу с хорошими показателями — осенью мы досрочно, в порядке исключения, будем принимать тебя в комсомол.

Вот так я и стал юным истребителем танков.